В адрес «Кавказ-Центра» приходит много писем самого разного содержания: от решительного протеста против войны, до простой человеческой боли, вырывающейся из сердца нечеловеческим криком.
На войне много пушечного мяса, никому не нужного, а поэтому – не имеющего цены ни при жизни, ни после смерти. Даже в бумажных отчетах убитые, уже ничто: «Груз-200», запаянный цинк, «деревянный бушлат».
Это письмо, адресованное солдатским матерям, отцам, офицерам и сослуживцам может сказать о многом, может заставить задуматься о том, что каждый носит в своей душе собственный ад. И поэтому мы оставляем его без комментариев.
«Прости, мама, я убит…»
Письмо солдата, написанное после смерти
…Вчера, дома, ты справляла сорок гробовых дней своему сыну: время для благодатной помощи на земле кончилось, моя душа вознеслась и поклонилась Богу. Утешься, мама, мне хорошо здесь и спокойно, хотя бы потому, что некому больше вершить мою судьбу.
Сорок дней, как ты разучилась смеяться.
Сорок дней, как твой сын вышел первым на первые выстрелы. И погиб, в первые минуты боя. Наш БМП не успел расстрелять и четверть своего боезапаса, как был сожжён из гранатомёта. Мы все успели выскочить, кроме Саши - водителя, оставшегося без головы. Несмотря на тяжёлый бой, мы радовались, что остались живы. Секунды, но радовались жизни на безжалостной, никому ненужной войне.
Зачем я приподнялся над той, чужой землёй? Чтобы перебежать в новое укрытие, которое могло бы спасти мою жизнь. Я просто не успел, мама. И весь экипаж БМП не успел тоже. Я погиб практически сразу и очень легко. Пуля резко ударила в грудь, пронзила мозг болью и нырнула под сердце, отбросив тело назад.
Я сначала даже не понял, что произошло. Мгновенная чернота вокруг. Потом какой-то длинный круглый тоннель и свет в конце тоннеля.
Я не сразу вышел на свет. Сначала встал и глупо озирался вокруг. Рядом бродили мои друзья. А старшина бежал мне навстречу. Я хотел остановить его, укрыть от пуль, кричал ему, но он, не слыша, просто проскочил… сквозь меня.
Самое трудное в смерти, мама, это понять, что ты уже призрак, не живой, не воплоти. Я понял это, когда увидел своё тело на земле. Оно было некрасивым, с серой гримасой на затёртом копотью, мазутом и грязью, лице. С маленькой дырочкой на клапане кармана. Это единственная награда, которую я успел получить на этой войне.
Прости, что не дожил до свадьбы, и не дал тебе почувствовать эту радость. Прости, что у тебя никогда не будет внуков.
…Рядом, по полю, бродили другие убитые. И также не могли понять, что с ними произошло: весь наш БМП, друзья из соседних экипажей, а около пригорка уже вставал из тела старшина. Хорошие ребята. Первыми в бою гибнут лучшие – это не метафора, а закон войны. Теперь мне безразличны все эти жестокие законы. Я свободен, наконец-то свободен от всего!
…Я увидел весь мир разом: в отдельности и воедино, в истории и в настоящем; вблизи и вдали. Я видел, как ты, мама, вздрогнула и схватилась за сердце в ту минуту, когда пуля вошла в меня. Ты не могла этого не почувствовать, ведь ты – жива, а я - был твоей частью. Теперь эта связь разорвалась, но знай, что твой сын любит тебя и помнит о тебе. Будь спокойна, мама!
Здесь уже нет врагов. Нас здесь – триллионы разных поколений, наций, народов, пола, возраста. Здесь чеченцы и русские… И нет между нами вражды.
…Вчера ты справила сорок дней своему сыну. На третий день меня помянул лишь недобрым словом солдат из похоронной команды, одевавший моё холодное тело. Я видел всё и слышал. Я был рядом...
За что же погиб твой сын? За что он выпал из цепочки живых, молодых ребят, способных сделать много полезного для жизни на земле? Не мучайся вопросами. Ответ один: за общий, алчный криминальный интерес мелких ничтожеств, возомнивших себя властителями человеческих судеб и страны. Утешься тем, что вожди и виновники этой войны сгорят в аду. Не плачь, мама, они не стоят твоих слёз. Любая душа вкусит то, что она заслужила, и при жизни, и после смерти. Прости, и прощай, мама!
Твой сын, убитый на ненужной ему войне, Чечня
Отдел писем
